Время собирать камни

Страница из «алмазной летописи» Южной Африки. Кимберли

Благодаря величайшей в мире алмазной лихорадке 1870-х годов город Кимберли имеет потрясающую историю – блестящую и трагичную одновременно.

Первые алмазы в ЮАР были найдены в 1871 году Алириком Брасвеллом на Колесбергском холме на территории фермы Vooruitzigt, принадлежащей братьям Де Бирс. Тут же орды старателей хлынули в район, чтобы прочесывать берега рек и просеивать почву в неистовом поиске богатства.

Хотя от слова Кимберли веет романтикой и гламуром, но алмазный расцвет был эпохой крови, пота и слез, высоких ставок и безжалостной борьбы за власть. Алмазоносные земли были быстро распределены под начало нескольких управленцев, а 30 000 землекопов отчаянно трудились на приисках не только целыми световыми днями, но и далеко за полночь.

13 марта 1888 года руководители нескольких шахт решили объединить отдельные разработки в один большой прииск и одну большую компанию. В те дни, когда на месте Кимберли находился небольшой шахтерский поселок, Сесил Родс, Альфред Бейт и Барни Барнато основали алмазную компанию De Beers.

Открытие алмазов и организация приисков привели к высокому спросу на «черный труд», и в Кимбери появилось большое количество чернокожих «трудовых мигрантов». В 1870-х британское правительство поставило под сомнение самодостаточность и независимость традиционной африканской сельской деревни, вследствие чего процесс изъятия земель у черного населения по всей стране значительно ускорился, «высвобождая» огромное количество рабочих рук. И тут как раз «алмазная лихорадка» – какое удивительное совпадение! (sarcasm)

В надежде на заработок народ со всех уголков страны прибывал в Кимберли. Вскоре население поселка выросло до 50 000 человек. На фоне невероятной жары, пыли, мух и беспорядочного нагромождения палаток и лачуг из вельда начали подниматься просторные дома разбогатевших нуворишей. В многочисленных игорных притонах целые состояния делались и терялись за один день. Появились новые герои, достигшие своей славы, причем многие – дурной славы. В 1891 году Кимберли получил статус города.

В то время как одни сказочно богатели, другие нашли только тщетный труд, болезни и даже смерть. Многие погибали в результате несчастных случаев на шахтах. Большинство их было вызвано камнепадами и обрушениями штолен, грузовиками и вагонетками, подъемником, взрывами – опасность таилась везде, а о технике безопасности, разумеется, не было и речи. Эти опасности усугублялись отсутствием у шахтеров опыта, усталостью и «высокой скоростью», в которой людям приходилось выполнять свою работу – всё ради увеличения прибыли.

Бытовые условия тоже унесли немало жизней. Чтобы усилить безопасность и снизить риски краж драгоценного сырья, управляющие создавали для майнеров что-то типа закрытых резерваций. Работники жили там очень скученно даже по меркам бедных «черных» окраин; в их гетто не было природных источников воды, канализации, регулярного вывоза отходов. Антисанитарные условия, нехватка воды и витаминов, изнуряющая летняя жара брали свое. Туберкулез, пневмония, цинга, диарея, сифилис – все эти болезни для жителей шахтерских резерваций заканчивались чаще всего смертью. На шахты шли совсем бедные и отчаявшиеся. Майнеров сравнивали с крысами и соответственно называли, в то время как те, кто не работал в шахтах, получили прозвище «веселые обезьяны». Считалось, что в отличие от майнеров, «jovial monkeys» живут свободнее и имеют возможность контролировать свою судьбу.

Смерть не выбирает; выбирает голод.
Я на ухо маме тихонько шепчу:
— Мам, я поеду в Де Бирс, шахтером.
Работа дрянная, но мне по плечу.
Сделай на коже надрезы глубо́ко,
Чтобы я был похож на вождя.
Шахты от нашей деревни далёко…
Может удастся, поймаю коня –
поеду на нем. А вчера ранним утром
Я встретил колдунью — та с кладбище шла
И мне помахала рукою от трупа,
который в свежей могиле нашла.
Кровью от мертвых в лицо мне плевала,
кружилась вокруг и пыталась проклясть.
И повторяла, всё повторяла,
ухмылками корчась и злобно смеясь:
«Уже мертвецами закончили вахту
Все те, кто ушли на Де Бирс той весной.»
Теперь на их место я еду на шахты…
Но мам, не волнуйся, вернусь я живой!
(Песня шахтеров Басото, из сборника Tshidi Maloka. Cahiers d’Etudes Africaines. Basotho & the experience of death, dying and mourning in the South African mine compounds, 1890-1940, Худ. Перевод @ZonaSur)

Трудно жили, тяжело работали, ужасно умирали… Их хоронили на Гладстоунском кладбище, открытом 1 марта 1883 года. Количество произведенных захоронений неизвестно; большинство архивных записей было уничтожено пожаром. Сохранились только сообщения о том, что с 24 июня 1887 года по 28 ноября 1892 года на Гладстоунском кладбище произошло 5000 «черных погребений». Многих хоронили без гробов, просто завернутыми в одеяла. Тела умерших чернокожих шахтеров прагматично рассматривались шахтами и городским советом как отходы, которые необходимо каким-то образом утилизировать с наименьшими затратами.

Мемориальная доска в память о погибших на шахте работниках народа Bafokeng

Сейчас всё это – страницы в книге, написанной временем. Пять больших шахт и несколько приисков меньших размеров были выдолблены в глубинах земли. Одна из этих шахт – огромная знаменитая Big Hole – стала музеем под открытым небом. Посещая музей и ювелирные салоны Кимберли, необходимо помнить и об этой странице истории.


Читать больше материалов про ЮАР
Ещё о людях, истории, культуре

**********
Поделиться с друзьями:
Подписка на АФРИКУ

 

Ваш e-mail:

Подписка на новости